А вот концлагеря с их извращенными пытками, когда сильные пытались выжить, и все равно молили о смерти – вот это дело нам уже ближе.
Мне повезло. Мне попались в руки рукописные дневники Чижевского. Уже выйдя из лагерей, будучи реабилитированным, этот сломленный Великий ученый, племянник адмирала Нахимова, писал о том, что он благодарен Сталину за то, что тот сохранил ему жизнь. Я думаю, доводись ему встретиться со Сталиным, он и руки бы ему целовал – это было понятно и по контексту его мемуаров и писем.
Я помню свою крестную мать, которая 25 лет не знала, что случилось с ее мужем. Карчи, венгерский коммунист, был сослан, и в 1957 году, мне удалось встретиться с ним. Он заехал на сутки, чтобы узнать, что сталось с семьей женщины, которую он любил, и которая была его женой. Он не мог предположить, что русская женщина будет его ждать 25 лет. Да, через пять лет она уже считалась его вдовой, но все это время она ждала и верила, что он вернется. И знала, что он жив. Только потом выяснилось, что он был сослан без права переписки, и в поселениях женился.
Я помню своего деда, который для спасения семьи, уже зная, что будет репрессирован, повесился со второй попытки, чем семью и спас. И семья до перестройки боялась признаться в этом, и говорила мне, что он повесился от алкоголизма.
Тот, кто может ратовать за режим Сталина, так же далек от банальной психической функции, именуемой «представлением», как и всякий шизофреник с завышенным формально-логическим интеллектом далек от понятия «эмоции». Для таких лидеров народ – это пешка на шахматной доске. Как ему удобно, так он ею и будет ходить. У пешки не возникает эмоциональных связей, у пешки нет инстинкта материнства, у пешки нет страдания, у пешки нет самолюбия и гордости. Ею ходить можно, а Сталин ходил всем народом. Для него пешками были целые регионы.
И страна была отброшена в плане культурного развития, и генетически разрушена. Был уничтожен генофонд, была сдвинута биохимия каждого субъекта страны, поскольку вся страна пребывала в ларвированной депрессии. Поэтому люди спивалась, и делают это сейчас. Биохимию можно менять те же 80 лет, что ее меняли до этого, а то и больше. Поскольку, как говорится в русской пословице: «В гору семеро тянут, а под гору один столкнет».
Если 80 лет мы катились под гору, то сколько нам надо будет подниматься на нее?
Правильно сказал Никита Михалков: мы действительно уничтожили страну за три дня, потому что был убран стержень страха. И Никита Сергеевич наверняка согласится со мной, как человек эмоциональный и высокообразованный, что трудно говорить о стране, у которой из всех уровней потребностей сформированы только витальные потребности. Поесть, поспать, позаниматься сексом, сходить в туалет.
Выжить.
И трудно говорить о национальной идее, которая соответствует квази, духовным потребностям, когда мы не можем удовлетворить даже социальных. И трудно обсуждать лидера, который никогда не показал нам примера нравственности. И то, что у него был один френч, не доказывает его скромности, зато достаточно вспомнить, сколько у него было дач. Наверное, скромнее все же тот, кто появляется на одной даче в двенадцати френчах, чем тот, кто появляется в одном френче на тридцати дачах.
Прав г-н Зюганов, и трудно спорить с ним, доктором исторических наук, с его знанием исторического материала. Действительно, и Катюши, и Т-34, и самолеты в нашей стране были лучшими. И не только в СССР, но и за его пределами – все это понимали. Но странно, что мы всего лишь только Это сделали, работая в тюремных КБ. Под страхом смерти можно было изобрести и что-нибудь еще поинтересней.
Финляндия очень трепетно относится к своей истории. У них сохраняется и дача русского Императора, и православная церковь, но вряд ли им приходит в голову повторить пройденный этап истории. А ведь мы обсуждаем именно это. Мы вполне серьезно обсуждаем, а не накликать ли нам на нашу голову еще одно Чудовище?
Journal information